Снимок

[Electra-Hound]

Название: Снимок
Автор: Greyhound*
Бетинг:  Terra Celtika,  Блядохашвальт
Тема: PWP
Пейринг/Персонажи: Урахара/Акон
Размер: 2 820 слов
Жанр: PWP, романс
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Т. Кубо
Саммари: Все начинается с малого
Предупреждения: ER, кинк

Шум. Ор. Дико болит голова.

— Тессай-сан, я извиняюсь, но что вы орете, как будто Айзен уполз из Улья и требует гигай со скидкой?

— Хозяин вы обещали разобрать стол. Мне надоело, там бегают мыши и вообще бордель.

Урахара вздыхает и трет глаза. Отлично, каждый день его стол представляется для чистоплюя Тессая все более жутким местом. Вчера вот был рассадником заразы, сегодня — бордель с мышами.

— Тессай-сан, правильно говорить не бордель, а бардак. Извините, я был занят…

— Ага, хозяин страдал всякой ерундой, — в комнату заглядывает Дзинта и корчит страшную рожу. Тессай поворачивается к нему, сжав кулаки, и Дзинта мгновенно исчезает.

— Я жду, хозяин, — тон у Тессая спокойный и даже немного добрый, вот только почему чувствуется угроза?

— Иду, иду.

Зевать хочется до ужаса. В кабинете пахнет пылью, сухой травой и старой бумагой. Урахара окидывает взглядом низенький стол, кучи папок и книг, коробки по бокам, пыльный блок компьютера, кусочки засохшего печенья на нем. Да, прав был Тессай — бордель как есть. Урахара усаживается на пятки и начинает разбирать все это богатство: книги направо, папки налево, печенье в рот — чего добру пропадать.

Смотрит на одну из папок, открывает наугад. Оттуда выпадает пара листков и черно-белая фотография. Урахара смотрит на нее, слегка улыбаясь. Даже удивительно насколько хорошо здесь вышел Акон. Слегка растрепанный, в одной руке сигарета, другая прижата к животу, на губах играет легкая полуулыбка. Фоном идут хромированные полки, край прозекторского стола, большой пятиточечный светильник.

Сейчас почему-то вспоминается их первая встреча, никак не связанная со снимком. Тогда Урахара был главой Подразделения Задержания в Отряде тайных операций. Как-то раз он не спеша шел по плацу в Улье — месту, куда выводили гулять заключенных. Перед глазами мелькали однообразные лица с понурым выражением, согбенные спины, одинаковые белые юкаты. Внезапно сзади послышалась какой-то шум и Урахара резко обернулся. Заключенные обступили что-то кругом и галдели, как стая испуганных ворон.

«Не выдержал реяцу господина Урахары».

«Слабенький».

«Да, долго этот сопляк тут не протянет».

Подойдя ближе, он увидел на полу щупленького парнишку, совсем еще ребенка. Урахара скрипнул зубами — помещать детей в общий изолятор строго запрещалось из-за малого уровня реяцу у них. Их должны были содержать в отдельных камерах во избежание всяких эксцессов и ненужных смертей. Урахара мысленно пообещал себе разобраться с нерадивыми подчиненными, а пока надо было помочь бедняге. Он взял мальчишку на руки — тело казалось совсем невесомым. Голова его беспомощно запрокинулась, а на шее едва заметно билась синяя жилка.

Урахара отнес парнишку в караульное помещение и уложил на кровать. Из еды нашлись только два куска сахара, которые Урахара развел в стакане воды. Когда он вернулся, ребенок уже пришел в себя, только был очень бледен и слаб. Он лежал, комкая в бледных пальцах шерстяное одеяло. Взгляд его был не по-детски серьезным и сосредоточенным.

Урахара располагающе улыбнулся.

— Привет. Как тебя зовут?

— Акон, — он приподнять голову и тут же откинулся назад, зажмуриваясь и морщась.

— Голова кружится? Ничего, пройдет.

Тогда помнится, Урахара провел много времени с Аконом. Почти насильно выпаивал с ложки. Старался разговорить. Пытался хотя бы заставить улыбнуться. Акон молчал и отворачивался. Урахара недоумевал — обычно ему с детьми удавалось нормально общаться — и списывал все на стеснительность. Лишь один раз Акон проявил интерес. Он осторожно дотронулся до волос Урахары и сказал:

— Светлые.

— Да? Я и не знал, представляешь.

Акон даже не улыбнулся.

— Это красиво.

После он держал Урахару за руку, пока не заснул. У Акона-ребенка были маленькие холодные ручки с обломанными ногтями, слабый уровень реяцу и огромное недоверие во взгляде.

Урахара вспоминает это и думает, что дети, есть дети и им нужна забота. Когда они вырастают, они становятся другими. Это нужно принять, перестать копаться в воспоминаниях и сосредоточится на действительности. «Действительность» сейчас почти одного с ним роста, имеет косой пробор, бреется и выкуривает полторы пачки сигарет в день. И пора бы им уже снова встретиться.

***

За окном висит полная луна, яркая, с краснинкой, похожая на здоровенный желток. Пройдет время — она поднимется на небосводе и поблекнет, превратившись в маленькую монету.

В комнате душно от табачного дыма. Акон вздыхает и поворачивается на бок, подкладывая ладонь под голову. Мокрые после душа волосы неприятно холодят кожу, а удобная кровать сейчас кажется доской с гвоздями. Все от долгого ожидания, решает Акон. Он смотрит на старенький лэптоп, стоящий на столе в окружении смятых бумаг, разноцветных карандашей, фарфоровой пепельницы и кружки с недопитым кофе. Безумно хочется отстраниться от всего происходящего, забраться под плед и провалиться в долгий сон.

Он усаживается на кровати и трет лоб, стараясь не прикасаться к рогам. Сейчас Акон думает о том, как давно они не виделись. Как назло два последних месяца не было необходимости в командировках на грунт, а Урахара… Акон резко обрывает мысль и, поднявшись, идет к столу.

А что Урахара? С какой радости он будет приходить сам? Они почти каждый вечер общались в сети, но это лишь усугубляло желание реальной встречи.

Сегодня у Урахары день рождения. Событие не рядовое, бывает только раз в году, но Акон всегда ждет его с ужасом. И все из-за проблемы с подарками. Урахара — натура сложная и подобрать ему нужный презент очень непросто. Еще месяц назад они сошлись на том, что Урахара сам скажет, что ему нужно и сейчас Акон очень сожалел об этом уговоре. Лучше бы он ничего не спрашивал и подарил какую-нибудь ерунду, вроде коробки конфет или паяльника.

«И угораздило же меня», — Акон залпом выпивает остатки кофе и зажмуривается, стараясь прогнать из памяти улыбающуюся физиономию в дурацкой панамке.

«Акон-сан, ты не беспокойся, выполнишь мое желание и все». Ага, желание, прямо как джин из восточной сказки.


День рождения приближался, но Урахара про желание не напоминал и Акон успокоился, подумав, что тот забыл о своей просьбе. И вот сегодня в коридоре его окликнул невысокий шинигами из Одиннадцатого отряда. Извинился и протянул коробку со словами: «Вам велели передать». Акон машинально взял предложенную ему посылку: небольшую коробочка в нежно зеленой упаковке с розовым бантиком на торце. Не нужно было гадать, что за добрая сволочь послала ему это.

«Вот же идиот, — думал Акон, одним движением срывая упаковку. — Опять со своими шутками, что люди подумают». Внутри была записка, а под ней плаг, сделанный из прозрачного материала. Твою мать. Акон выхватил записку, а «гостинец» поспешно затолкал в нижний ящик стола и прикрыл двумя лабораторными дневниками, толстой книгой по анатомии и старой газетой. После развернул записку, в которой было только два слова: «Вечером созвонимся», а в самом низу красовалась улыбающаяся рожица. Выругавшись, Акон смял записку и прицельным броском отправил ее в мусорную корзину. Бумажка стукнулась о край и отлетела в сторону — еще один повод для раздражения.

Этим днем он выкурил на полпачки сигарет больше чем обычно. Коллеги целый день участливо поглядывали в его сторону, а Рин даже набрался храбрости и поинтересовался о здоровье. Акон рассеяно кивнул, дескать, все в порядке, и вновь погрузился в свои мысли.

Он припомнил, что как-то раз они разговаривали на тему игрушек и фантазий, но это же была шутка. Акон потер висок — там, будто гвоздь засел — и отметил для себя на будущее, что шутить с Урахарой надо осторожнее.


И вот сейчас, положив руки на стол, он стоит над своим старым ноутбуком и смотрит на него так, будто тот во всем виноват. Бедняга же блестит истертым пластиком и сочувственно мигает лампочкой безнадежно разряженного аккумулятора — жалеет. Акон берет его в руки, отлепляет скотч, которым прикреплен блок питания к корпусу, проводит пальцем по вздувшейся панели и в которой раз говорит себе сменить негодную развалюху. Аккумулятор сдох, окончательно и бесповоротно.

Наверное, можно сослаться на то, что техника подвела, приврать про перебои с питанием и просто не звонить. Ограничится смской с поздравлением и обещанием подарка на будущее. Потом Акон представляет себе как улыбающийся Урахара говорит, прикрываясь веером, «Ну ты и трепло, Акон-сан. Маленький подарочек зажал, ну как не стыдно». Еще вспоминает, что у него два месяца не было секса и из-за этого стало болеть правое запястье. Кроме этого Акон понимает, что хочет общения: пусть даже такого, интерактивного, на расстоянии.

Выругавшись, он наклоняется за шнуром электропитания.

***

От пола тянет холодом, и в одном тонком косодэ довольно-таки зябко. Акон ежится, сидя перед лэптопом. Прогрессбар времени на экране издевательски двигается по кругу: секунда, две, три… нет соединения. Рука сама тянется, чтобы сделать отмену вызова, но в это время аватарка с хитрой лисьей мордой мигает и меняется на окошко со знакомой физиономией.

— Привет, — Урахара буквально влипает в экран, белоснежно улыбаясь. — Что-то ты припозднился.

— Технические неполадки, — Акон почему-то теряется и неловко бормочет дежурные слова поздравления.

Урахара внимательно слушает, затем чинно склоняет голову и благодарит. После проводит рукой по голове, приглаживая волосы — надо же он сегодня без дурацкой панамки — и трет подбородок. Акон отмечает, что Урахара небрит, впрочем, как и всегда. Это навевает приятные мысли. Представляется, что можно потереться щекой о жесткую скулу, а затем провести по ней губами ощущая колкие волоски.

— Не умеешь ты врать, Акон-сан, — неожиданно говорит Урахара и слегка отклоняется назад, опираясь на руки. На нем тонкая юката, не зеленого цвета как обычно, а яркая, цветастая. Розовые всполохи смешанные с сиреневыми кляксами разбавляются россыпью желтых пятен — эта мешанина из красок очень идет ему. Акон смотрит на белую шею, выпирающий кадык, резко очерченные ключицы и вспоминает запах Урахары — свежий и чуть сладковатый одновременно.

— Как дела?

— Нормально. Это зачем? — Акон держит плаг за основание двумя пальцами, слегка покачивая из стороны в сторону. Игрушка довольно тяжелая и норовит выскользнуть из рук.

Урахара усмехается, подается вперед и подпирает щеку рукой. Из-за взъерошенной челки он сейчас кажется моложе и чем-то походит на пушистую собаку. В глазах отражаются блики от экрана — они становятся серо-голубыми.

— Слушай, ты вроде умный, но иногда задаешь глупые вопросы. В качестве подарка я хочу, чтобы ты себе вставил и подрочил.

Акон гасит раздражение. Ужасно хочется сказать Урахаре, что тот ебнулся, но вместо этого удается лишь разомкнуть пересохшие губы и выдать жалкое:

— Извращенец.

Урахара пожимает плечами и придвигается ближе к камере. Дергает себя за пояс, полы юкаты разъезжаются. Бедра и живот у него бледные и во флюоресцирующем свете экрана кажется, что кожа светится изнутри. Он обхватывает мягкий член, двигает рукой вниз, обнажая розовую головку, и слегка сдавливает ее. На вершине выступает капля смазки, которую он тут же растирает большим пальцем. Точно извращенец, причем законченный.

Акон смотрит на блестящую от смазки головку и думает, что ебнутость — штука заразная и передается через интернет. В горле пересыхает, внизу все сжимается и вот уже пальцы путаются в надоедливой ткани.

Урахара выгибается, запрокидывает голову и громко выдыхает в потолок. Проводит рукой вниз по вставшему члену, сжимает яйца в кулаке и оттягивает вниз. Налившийся бордовый стояк бесстыдно выделяется на фоне белых волос в паху.

Акон облизывает губы и бросает взгляд в правый угол экрана, на окно со своим изображением. Большой вопрос кто кому даст фору в бесстыдстве. Напряжение, граничащее с болью, отдается в висках глухим боем. Он лихорадочно нащупывает под рукой тюбик со смазкой и непроизвольно выдавливает почти весь на пальцы. Потом отклоняется назад, и разводит ноги. Прикосновение охлаждает разгоряченную кожу, рассыпается по спине колкими мурашками. Палец легко скользит между ягодиц, задевая вход, и от предвкушения по телу разливается жар.

Когда палец заменяет плаг, он кусает губы. Стонет после первой попытки. Больно. Пластик скользит в мокрых пальцах — игрушку никак не удается протолкнуть. Акон запрокидывает голову и смотрит в низкий потолок, изрезанный серыми тенями по краям. Глубокий вздох отвлекает от тяжести внизу живота всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы плаг вошел внутрь. Растянутый анус саднит и хочется немедленно освободиться от чужеродной наполненности.

Акон смотрит на свое изображение на экране: искусанные губы, шалый взгляд, влажная кожа и напрягшийся живот. Ягодицы слегка разведены — сквозь прозрачное основание пробки можно разглядеть, как судорожно сжимаются мышцы. Акон стонет и сжимает пульсирующий член в кулаке, кожей ощущая рельеф вен. Смазки много и пальцы легко скользят вниз. Ощущения переполняют его, и действительность перед глазами рассыпается на отдельные фрагменты. Сейчас есть только одно желание и тысячи электрических импульсов несутся по организму, выполняя его. Тело тянет от напряжения, и возбуждение выплескивается единым махом, оставляя лишь опустошенность.

После становится все равно и накатывает усталость. Акон тянется к салфеткам, а потом смотрит на Урахару — тот сосредоточенно вытирает руки. Говорить сейчас не хочется, правильно. Акон дергает на себя шнур питания, раздается щелчок, экран гаснет и в комнате становится темно. Теперь можно упасть в подушку и спать, спать, спать. Отпраздновали.

***

Яркие сцены кошмаров сменяются одна на другую. В них работа: не успел, не сделал, провалил по всем пунктам. Глаза подопытных животных и людей, из которых уходит жизнь. Наборы инструментов, красные волокна мускулов, натянутые на стальные каркасы, голубоватая плазма, с помощью которой аккумулируют реацу для исследований. Она похожа на кусок огромного желе в два человеческих роста. Акон тянет к ней руку. Кажется, что если он дотронется, мучительный сон оборвется. Однако едва его пальцы касаются липкой субстанции, та вспыхивает и превращается в голого Маюри. Он голубой, прозрачный, с нечеткими очертаниями. Потом желеобразный морок говорит голосом Урахры: «Вставь и подрочи. Иначе уволю нахрен!». Фигура оплывает, распадается на куски, которые падают на Акона и растекаются противным теплом по спине и плечам. Тот стискивает кулаки и пытается отмахнуться…

Кулак с хрустом впечатывается во что-то твердое.

— Ой!

Сквозь окно в комнату льется холодный утренний свет. Прохладно. На полу возле кровати ползает что-то темное и бормочет. Привычно так бормочет, со знакомыми интонациями.

Перевернувшись на живот, Акон часто моргает и трется лицом о подушку, пытаясь прийти в себя ото сна. Вот, как так? Вроде бы взрослый человек, бывший капитан, создатель научного отдела, а ведет себя как ребенок. Ну, или как дебил, что более вероятно.

Акон встает и, не глядя, на Урахару идет в ванну. Прохладная вода бежит по пальцам, смывая остатки сонного оцепенения. Он мочит чистое полотенце и возвращается в комнату. Там уже горит свет, а Урахра сидит на кровати и вытирает кровь с рассеченной губы. Акон отдает ему полотенце и не может удержаться — протягивает руку, стаскивает капюшон и по привычке запускает руку в путаные пряди цвета пшеницы.

— Умнее ничего не мог придумать.

— Сюрприз же, — Урахара прижимает мокрую ткань к ранке, — мог бы извиниться.

Акон зарывается пальцами поглубже в волосы на затылке, сжимает пряди в кулаке и сильно дергает назад, заставляя взглянуть на себя.

— За что мне извиняться? Я тоже сделал тебе сюрприз.

— Чуть без зубов не оставил.

— Зубы для Двенадцатого отряда не проблема, ты же знаешь.

Урахара перехватывает его запястье и прижимает к губам.

Становится жарко.

***

Акон стоит совсем близко и от него пахнет табаком и детским мылом. Прищуривается и бесцеремонно треплет за волосы, намеренно причиняя боль. Урахара смотрит снизу вверх, потом перехватывает запястье и подносит к губам. Хочется большего, и руки сами тянутся вперед. Акон вздрагивает, когда ладони ложатся на его бедра, а потом скользят вверх, к пояснице. Чужое тепло обжигает через тонкую юкату. Когда Урахара прижимается и трется щекой о живот, Акон дергается и шипит. Урахара смеется: боязнь щекотки — страшная штука — и чуть отстраняется.

— Стоит.

— Так утро же. У тебя разве нет? — в голосе Акона сквозит неприкрытое ехидство. — Хотя ты, наверное, слишком старый для этого дела.

— Ага, — миролюбиво соглашается Урахара и тянет пояс Акона зубами, одновременно стаскивая юкату вниз. Ткань с тихим шуршанием опадает на пол.

Урахара ладонями ведет по впалому животу, оглаживает спину, проходится кончиками пальцев вдоль позвоночника. Кожа сухая и горячая на ощупь, а еще очень тонкая, будто полупрозрачная. При каждом прикосновении Акон вздрагивает и едва слышно выдыхает через нос.

От терпкого запаха чужого возбуждения мутится в голове. Урахара трогает возбужденный член Акона языком, скользит снизу вверх, щекочет уздечку — на губах остается вкус соли и легкой горечи. Стон Акона гаснет в тишине, он цепляется за плечи Урахары с такой силой, что, скорее всего, останутся синяки. Урахара отстраняется на мгновение, чтобы стянуть с себя одежду. Рядом на тумбочке лежит почти пустой тюбик смазки. Как кстати.

— Иди сюда, — еле выговаривает Урахара и толкает Акона на кровать. Смазки хватает едва-едва, чтобы покрыть кончики пальцев.

От первой попытки Акон дергается от боли, изгибаясь и стремясь отстраниться. Приходиться наваливаться на него всем телом, прижимая к кровати. А еще нужно отвлекать, хотя бы шептать на ухо, какой-то пошлый бессвязный бред, постепенно загоняя пальцы по одному.

Потом Акон расслабляется и смотрит совсем по-другому. Отрешенно. Взгляд темных глаз цепляет как крючок, утягивая в беспамятство. Лишь отдельные детали приобретают объем и четкость. Искусанные губы, на контрасте с бледностью. Ногти, впивающиеся в спину до кровавых росчерков. Шлепки тел друг о друга. Зажмуренные глаза и мокрые от слез ресницы.

Окружающее сводится до крошечного участка пространства между ними. Но этого мало и хочется прижаться ближе, раствориться друг в друге, как химические реагенты.

Момент оргазма перекрывается тишиной — все звуки глохнут от непроизвольного выплеска их реяцу.

Урахара замирает на дрожащих руках. В голове остается лишь белая пустота, которую постепенно заполняет опасение, что кидо-барьер, который он установил, не выдержал.

«Ерунда, все в норме». Страх отпускает и тогда сил не остается совсем. Он опускается рядом с Аконом и тот машинально берет его за руку, сжимает почти как в детстве. Удивительно, но ногти у него до сих пор неаккуратные и обломанные.

Идет время, за окном светлеет. После секса чувствуется приятная расслабленность и умиротворенность. Думать ни о чем не хочется, но глядя на серый потолок, вспоминается тот самый черно-белый снимок.


В морге в тот день было много кого, почти весь цвет Двенадцатого отряда собрался. Вскрытие большой арранкарской шишки, шутка ли.
Урахара не мог отказать себе в удовольствии. Пришел, размахивая фотоаппаратом и обещая все задокументировать для будущих поколений. Маюри ругался, орал, грозил кулаком, и в итоге побежал жаловаться на Урахару Главнокомандующему.

Урахара же от нечего делать стал фотографировать бывших сослуживцем. Все реагировали по-разному: кто-то злился, кто-то отворачивался, кто-то равнодушно пожимал плечами. И лишь один подошел и попросил фотографию на память.